Мифы и правда о профессии судмедэксперта: отличия от патологоанатома, отношения со следователями, вскрытия и не только

Добрый день, Сергей Владимирович! Вы являетесь судебно-медицинским экспертом с многолетним стажем и возглавляете Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения города Москвы. Признаюсь, что с большим пиететом и уважением отношусь к судебно-медицинским экспертам. Работая в сфере медицинского права, я не могу не отметить, что в судебных делах, связанных с медициной, исход в значительной мере определяется результатами судебно-медицинской экспертизы. Мнение судебно-медицинского эксперта может решить исход дела (а если дело уголовное — то и судьбу обвиняемого или подсудимого). Все это — громадная ответственность, требующая самоотдачи и профессионализма.

Добрый день, Полина Георгиевна! Большое спасибо за добрые слова. Но, к сожалению, далеко не все наши сограждане так же уважительно и с пониманием, как Вы, относятся к профессии судмедэксперта. Часто нас путают с патологоанатомами, а для многих из них судмедэксперт остается «тем, кто вскрывает трупы». В массовом сознании эксперт всегда пьян, угрюм и нелюдим. Связано это с тем, что судебным медикам всегда приходится работать в зоне дискомфорта и эмоциональной негативной нагрузки. Однако это ошибочные и устаревшие средневековые стереотипы. На самом деле врачи, выбравшие эту непростую медицинскую специальность, — энтузиасты своего дела, очень разносторонне развиты и позитивны. Кроме того, более 70 процентов наших сотрудников — это прекрасные женщины.

Да, мне приходилось общаться со многими судебно-медицинскими экспертами, и это были преимущественно люди научного склада ума, которые хорошо разбирались не только в судебной медицине, но и в других сферах медицинской науки.

В настоящее время функционирование медицинской отрасли без опыта и без синхронизации с судебно-медицинской экспертизой просто невозможно. Помимо прочих специфических особенностей, мы являемся операторами огромного массива эпидемиологической и статистической информации. И такая информация способна внести большой вклад в формирование медицинской статистики и развитие профилактики заболеваний.

Статистика — это понятно. Но расскажите подробнее, как судебная медицина может влиять на профилактику? В сознании обычного человека эти два вида деятельности мало пересекаются.

Мы не первый год занимаемся вопросами судебно-медицинской эпидемиологии насильственных и ненасильственных причин смерти, а также научными основами вопросов демографии с учетом наших данных. Это очень важно. Имея четкие верифицированные морфологические и генетические данные относительно, например, сердечно-сосудистой патологии, где некоторые заболевания являются генетически детерминированными, появляется реальная возможность влиять на диагностику и развитие этих заболеваний у кровных родственников.

Таким образом, насколько я поняла, судебная медицина способна оказать существенное содействие другим отраслям медицины. И даже больше — помочь вполне конкретным людям с учетом их особенностей и возможных проблем со здоровьем.

Именно. Планируя индивидуальные программы диспансеризаций, в будущем возможна перспектива вообще перейти к персонифицированной медицине, вот таким вот опосредованным способом. На наш взгляд, это очень важно и этим мы должны постоянно заниматься, развивать это профилактическое направление нашей службы, являясь надежными и верными помощниками большой столичной медицины на пути строительства медицины мирового уровня. Например, есть такое заболевание, как семейная дилатационная кардиомиопатия, другие виды кардиомиопатии или болезней соединительной ткани. Они значительно повышают риск внезапной и неожиданной смерти. Более того, эти заболевания могут передаваться по наследству. Таким образом, если человек знает, что его родственники умерли именно от этой болезни (а это сможет определить именно судебно-медицинский эксперт), то он предупрежден и может строить свой образ жизни, образ жизни своих детей, так чтобы минимизировать вероятность появления сердечных проблем.

Думаю, что судебно-медицинская экспертиза может приносить пользу не только отдельным людям, но и всему обществу. Я знаю, что смерти от отравления алкоголем и его суррогатами, наркотиками и психоактивными веществами являются предметом изучения судебно-медицинских экспертов. Полученная статистика даст нам картину не только медицинских, но и социальных процессов, происходящих в обществе. На основании сложившейся картины органы власти смогут оценивать социальное и психологическое благополучие наших граждан, реальную степень успехов в пропаганде здорового образа жизни и многие другие факторы.

Да, так и есть. Вы все правильно изложили. Мы уже не одно десятилетие занимаемся изучением и анализом смертельных отравлений, являемся надежным поставщиком этой важной аналитической информации для столичного здравоохранения. По мере сил и при правильной постановке вопроса мы участвуем в согласованных и серьезных мероприятиях, направленных на формирование здорового образа жизни в Москве, жизни без алкоголя, курения и наркотиков. Надеюсь, что со временем все больше и больше людей начнут осознавать всю важность работы, которую ведет судебно-медицинский эксперт и которая не ограничивается простым исследованием тел умерших людей.

Совершенно согласна. Судмедэкспертиза — это ведь не только вскрытия. Более того, в большинстве дел, которые я вела и по которым назначалась судебно-медицинская экспертиза, не было ни вскрытий, ни эксгумаций.

Разумеется. То есть судебно-медицинская танатология (по-научному, это там, где исследуют трупы), с которой нас обычно связывают, — это всего лишь один из разделов судебной медицины и не самый большой объем нашей обычной деятельности.

Поле деятельности судебно-медицинского эксперта весьма обширно. Но все же, какими именно вопросами судебно-медицинскому эксперту приходится чаще всего заниматься на практике? Я имею в виду не какие-либо особые случаи, а обычную работу, которую эксперт выполняет изо дня в день.

Если говорить о структуре нашей конкретной ежедневной деятельности в обычном плановом порядке, то распределяется она приблизительно следующим образом: 20 процентов — это вскрытия тел умерших (установление причин смерти, а также телесных повреждений и причиненного ими вреда здоровью), 25 процентов — это исследования потерпевших (установление причиненного вреда здоровью), 50 процентов — это специальные лабораторные исследования (криминалистические, генетические, биологические, цитологические, гистологические, химические и др.), остальное — это участие в следственных действиях на местах происшествия, экспертизы в суде и выполнение сложных комиссионных экспертиз. Кроме этого, обычно сверх нашей плановой работы мы являемся постоянными участниками ликвидации медицинских последствий в результате чрезвычайных ситуаций и экспертного сопровождения следственных органов в этих случаях. Однако обыватель всего этого не знает и продолжает ассоциировать судебно-медицинскую экспертизу с моргом и вскрытиями. Более того — он путает судмедэксперта и патологоанатома.

Это, конечно, разные специальности. И юристы, тесно работающие с судебными медиками, хорошо знают об этом различии. Однако давайте все же вкратце для наших читателей пробежимся по их отличиям.

Не хочу умалять несомненную важность и значимость патологической анатомии. Но если все же поразмышлять в этом направлении, то исторически эти две службы с начала своего образования никогда не пересекались и не развивались одна из другой. Патологическая анатомия имеет более долгую историю. Судебно-медицинская экспертиза же приобрела иной масштаб всего за последние 100 лет. Причем за последние 20-30 лет судебно-медицинская экспертиза существенно усилилась и укрупнилась, а вот патологическая анатомия не смогла сохранить многие свои позиции. В настоящее время патолого-анатомическая служба состоит как бы из двух частей: это прижизненные патолого-анатомические исследования (фактически клиническая морфологическая лабораторная диагностика) и посмертные патолого-анатомические исследования.

Да, ведь патологоанатом, как судебно-медицинский эксперт, работает и с прижизненным материалом.

Если говорить о разделе, касающемся прижизненной патолого-анатомической диагностики, то это высший пилотаж морфологической работы с привлечением всех современных методик и методов. Не каждый сертифицированный патологоанатом может заниматься этим видом деятельности. Работа тут строится на стыке многих дисциплин: это, помимо патологической анатомии, еще и гистология, цитология, эмбриология и т. д. Чтобы достичь базовых и средних показателей в работе, нужно много учиться и знать. Посмертная патологическая анатомия отчасти схожа с нашей работой, которая связана с исследованием тел умерших. При этом к настоящему времени на законодательном уровне патологическая анатомия утратила многие достижения советского периода развития и фактически перестала существовать как служба, осуществляющая контроль за качеством лечебного процесса и медицинского вмешательства, экспертного консультирования. Это очень важно. То есть патолого-анатомическая служба на данный момент фактически осуществляет лишь посмертную и прижизненную диагностику. Принципиальное различие в том, что судебная медицина — это, конечно, совсем другая дисциплина, по моему скромному мнению, во много раз более серьезная и крупная специальность, нежели патологическая анатомия, особенно если сравнивать с более близким нам разделом — посмертной диагностикой, но мало известная из-за скромности и неумения правильного позиционирования. По перечню выполняемых задач, размаху деятельности, объектам исследования мы опять же впереди. Многие судебно-медицинские эксперты имеют подготовку и по патологической анатомии, успешно совмещают эти виды деятельности, врачи-патологоанатомы, имеющие подготовку по судебно-медицинской экспертизе, мне не известны.

Есть отличия и в организационной структуре. Судебно-медицинская служба с самого своего создания традиционно функционирует в виде единой централизованной структуры административного субъекта. В настоящее время это Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы, которое напрямую подчиняется руководителю департамента здравоохранения. Патолого-анатомическая служба функционирует в виде отдельных патолого-анатомических отделений, располагающихся на территориях медицинских организаций, и подчиняется главным врачам этих организаций. Финансирование судебно-медицинской службы осуществляется за счет бюджетных средств по утвержденному государственному заданию. Патолого-анатомические исследования оплачиваются за счет средств обязательного медицинского страхования.

Существуют и иные отличия. В историческом аспекте судебной медициной ранее (еще до революции) занимались практические врачи, которые консультировали и полицию. Позже возникло ответвление ― так называемая социальная медицина, из которой впоследствии образовалась гигиена. Поэтому по эволюционной ветке судебная медицина ближе к гигиене, чем к патологической анатомии. Однако, в Российской Федерации есть территории, где эти службы объединены, а есть — где уже снова разъединены, так как опыт оказался неудовлетворительным; как и всегда, все зависит от умелого администрирования и ритмичного развития при адекватном финансировании.

У российской патолого-анатомической службы две основные задачи: выявление расхождения заключительного клинического диагноза и патолого-анатомического диагноза, а также дефектов оказания медицинской помощи. Это осуществляется путем сопоставления заключительного клинического диагноза и патолого-анатомического диагноза, а также проведения прижизненной морфологической диагностики заболеваний на биопсийном и операционном материале.

Обе они чрезвычайно значимы, но в соответствии с законодательством имеется возможность не производить исследований тел умерших (по предварительным оценкам, в настоящее время исследуется только около 20-50 % от всех умерших патолого-анатомического профиля). Поэтому в настоящее время в патологической анатомии произошло смещение по количеству исследований в сторону прижизненной морфологической диагностики заболеваний на биопсийном и операционном материале.

Я бы сказала, что работа патологоанатома тесно переплетена с медицинской деятельностью, а именно — с оказанием помощи в прижизненной или посмертной диагностике. В то же время судебно-медицинский эксперт в своей деятельности сталкивается со многими не только медицинскими, но и юридическими аспектами.

Все правильно, задачи судебно-медицинской службы намного шире. Практическое использование судебно-медицинских знаний необходимо и правоохранительным органам (так как они являются важнейшими источниками доказательств по уголовным и гражданским делам), и органам здравоохранения ― это контроль качества оказания медицинских услуг и разработка методов профилактики различных видов смертельного и несмертельного травматизма, экзогенных интоксикаций, внезапной и скоропостижной смерти. В судебной медицине, по действующему законодательству, исследуются 100 % умерших.

Если есть основания провести судебно-медицинское исследование трупа, законодательство не позволяет родственникам отказываться от вскрытия, какие бы аргументы они не приводили.

Кроме того, исследования трупов (там, где может усматриваться теоретическое сходство с патологической анатомией) в судебной медицине хоть и занимают существенный объем, но все же не являются доминирующими. Как я уже говорил, помимо исследования тел умерших (установление причины и давности смерти, характера, механизма и тяжести телесных повреждений и т. д.), в судебной медицине производятся исследование живых лиц (решение вопроса о тяжести вреда здоровью, о половых состояниях, идентификация личности и определение физического состояния), исследование вещественных доказательств (выделения, частицы и ткани человеческого организма) ― биологические, криминалистические, генетические, ботанические, биохимические и др. исследования.

У меня создалось впечатление, что Вы считаете судебно-медицинскую деятельность более комплексной и сложной сферой медицины, чем патологическая анатомия.

Работа врача-патологоанатома проходит в комфортной зоне, когда и диагноз, и заболевание в общем-то известны, а сама работа происходит в теплых кабинетах или секционных. В случаях же судебно-медицинской экспертизы работа ведется с телами умерших в условиях неочевидности, когда не только диагноз, но и сами условия и обстоятельства смерти неизвестны, никакой медицинской документации не имеется, требуется проведение сложных и дорогостоящих специальных лабораторных исследований. Работа во многих ситуациях связана с нахождением во вредных и даже опасных условиях: это место происшествия (плохая погода, подвалы, коллекторы, места ЧС и т. д.), контакт с жертвами преступлений, участие в судебных заседаниях. Все это не встречается в работе врача-патологоанатома. Сама же секционная и посмертная морфологическая работа отличается в сторону усложнения именно у нас, так как перечень состояний, которые необходимо дифференцировать, намного шире, а привлекаемые для этого лабораторные и дополнительные методы сложны и трудоемки.

Согласна, что работа судебно-медицинского эксперта необычайно ответственна и важна. Косвенно об особом значении, положении и востребованности судебно-медицинской службы говорит и кинематограф: все современные телевизионные сериальные хиты касаются вопросов судебно-медицинской экспертизы и развивают эти темы на протяжении многих сезонов, находя все новые и новые сюжеты.

Не хочу показаться героем поговорки, что каждый кулик хвалит свое болото, но объективно судебно-медицинская экспертиза — это не посмертные патолого-анатомические исследования, а намного более широкая область. Прижизненные патолого-анатомические исследования, как я говорил раньше, в настоящее время настолько востребованы, сложны и важны, что, по моему мнению, неспециалиста в этих вопросах, по своему выполнению и технологиям скорее относятся к клинической лабораторной морфологической диагностике. То есть в современной судебно-медицинской экспертизе есть патологическая анатомия, но в патологической анатомии элементов судебно-медицинской экспертизы нет.

Сфера деятельности судмедэксперта связана с установлением юридических обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу. Конечно, это тоже медицинская деятельность, но тесно связанная с юридической, точнее — с судебным делом. Вскрытия проводит как патологоанатом, так и судмедэксперт. Однако законодательство четко регламентирует (в зависимости от обстоятельств смерти), какой именно специалист должен проводить вскрытие. Если говорить обобщенно, то патологоанатом вскрывает умерших от заболеваний, а судмедэксперт производит вскрытие при насильственной смерти или подозрении на нее. При этом под «подозрительными» понимаются, как правило, случаи скоропостижной смерти. Точный перечень обстоятельств, при которых необходимо судебно-медицинское исследование, а не просто патолого-анатомическое вскрытие, определяется актом регионального органа исполнительной власти. Ведь именно к его полномочиям относится анализ причин смертности.

Судебно-медицинский эксперт проводит исследование тел умерших при насильственных причинах, подозрениях на них, а также во всех случаях смертей в условиях неочевидности. Вообще же, основания для производства патолого-анатомических или судебно-медицинских вскрытий подробно изложены на законодательном уровне — в федеральном законе об охране здоровья граждан, а также ведомственных приказах «О порядке проведения… патолого-анатомических вскрытий; организации и производства судебно-медицинских экспертиз». Кроме того, на уровне субъектов имеются и свои приказы. Например, в Москве таким актом является приказ департамента здравоохранения «Об организации патолого-анатомических и судебно-медицинских вскрытий (исследований), совершенствовании учета и анализа причин смерти населения в городе Москве». Однако хочу уточнить, что судмедэксперт проводит вскрытия не только скоропостижно скончавшихся. Есть случаи, когда даже после длительного пребывания в больнице все равно проводится судебно-медицинское исследование, а не патолого-анатомическое вскрытие. В целом же этот процесс хорошо отрегулирован на законодательном уровне и обычно не дает сбоев. В случае же если при уже начатом патолого-анатомическом вскрытии обнаруживаются какие-то особенности или возникают обоснованные подозрения, то процедура тут же прекращается и для дальнейшего исследования все материалы передаются в судебно-медицинскую службу.

Действительно, обычно вопросами расхождения прижизненного и посмертного диагнозов занимается патологоанатом. Но если есть основания подозревать не просто врачебную ошибку, а совершение преступления, то правоохранительные органы могут направить постановление о проведении судебно-медицинской экспертизы. Согласно упомянутому приказу Департамента здравоохранения Москвы судебно-медицинские вскрытия имеют статус судебно-медицинского исследования или экспертизы. То есть, если в будущем будет иметь место судебное дело, результаты вскрытия станут одним из ключевых доказательств.

Да, такое бывает. Но я имел в виду другие обстоятельства, когда в отношении лица, умершего в больнице, проводится обязательное судебно-медицинское исследование. Это случаи смерти вследствие механических повреждений (в частности после ДТП, падений с высоты, несчастных случаев на производстве и т. д.), от воздействия крайних температур, электричества, от отравлений (в том числе острого отравления алкоголем и его суррогатами), от передозировки или непереносимости лекарственных препаратов или диагностических препаратов, после искусственного прерывания беременности или наличия подозрений на искусственное прерывание беременности. Например, если пациент после падения с высоты продолжил лечение в больнице около двух месяцев и только потом умер, все равно будет производиться судебно-медицинское исследование, а не патолого-анатомическое вскрытие. Кроме того, судебно-медицинское исследование проводится в отношении тех умерших, личность которых не установлена — независимо от причины смерти и длительности их пребывания в медицинской организации.

А если смерть наступила вне медицинской организации, эти критерии для назначения судебно-медицинского исследования сохраняются?

Да, конечно же. При этом к ним добавляются новые. Судебно-медицинскому исследованию (экспертизе) подлежат тела лиц при наличии гнилостных изменений (даже если они опознаны), а также тела лиц, умерших в общественных местах, независимо от причины и времени. Как я говорил, этот процесс и все основания в исчерпывающем варианте законодательно хорошо отрегулированы, сложностей не вызывают. Если же что-то в процессе начинает идти не так или становятся известны новые условия и обстоятельства, это тут же становится предметом изучения судебных медиков с формулированием соответствующих юридически значимых документов.

Хочу заметить, что немногие люди, далекие от медицины и юриспруденции, думают, что вскрытие (патолого-анатомическое или судебно-медицинское) — это обязательная процедура. На самом деле это не так. Сегодня мы действительно обсуждали преимущественно случаи, когда исследование тела умершего является обязательным. Однако в других ситуациях супруг или близкие родственники имеют право на отказ от проведения вскрытия по религиозным соображениям. Это очень важный момент, так как многие религии вроде как отрицательно относятся к аутопсии. В части 3 статьи 67 ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» приведен исчерпывающий перечень случаев, когда отказ от вскрытия недопустим. Если обстоятельства смерти не входят в указанный перечень, от вскрытия можно отказаться.

Как Вы сами упоминали, в условиях реализации судебно-медицинского протокола при наличии оснований для направления тела на судебно-медицинское исследование отказ от вскрытия не предусмотрен и исключен. Значительную часть умерших дома в условиях очевидности и при наличии оснований для вербального установления причины смерти, может быть, можно и не исследовать. Но это не наша зона ответственности, а как раз патологоанатомов. Решение вопроса о вскрытии принимается на месте обнаружения тела умершего, главный ориентир идет на условия и обстоятельства смерти, а также имеющуюся медицинскую документацию. Основная роль в этом вопросе отводится правоохранительным органам.

Интересно, что на уровне федерального законодательства отсутствует точное разграничение обстоятельств, когда следует проводить патолого-анатомическое вскрытие, а когда — судебно-медицинскую экспертизу (исследование). ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в РФ» и Приказ Минздрава России от 06.06.2013 № 354н «О порядке проведения патолого-анатомических вскрытий» под термином «патолого-анатомическое вскрытие» понимает как, собственно, патолого-анатомическое вскрытие, так и вскрытие во время судебно-медицинской экспертизы трупа.

Решение этого вопроса чаще всего лежит в зоне ответственности правоохранительных органов. Кроме того, в этих вопросах обычно руководствуются региональным законодательством, в случае Москвы — приказом департамента здравоохранения «Об организации патолого-анатомических и судебно-медицинских вскрытий (исследований), совершенствовании учета и анализа причин смерти населения в городе Москве». В целом же, как мне кажется, опять же основываясь на моих собственных наблюдениях за реализацией этого вида деятельности на протяжении более 20 лет, первоначально, при обнаружении тела умершего человека, вопрос должен ставиться о проведении именно судебно-медицинского вскрытия. Сбор информации, изучение медицинских документов, условий и обстоятельств смерти могут перевести вскрытие в разряд патолого-анатомических или вовсе поставить вопрос об отсутствии оснований для производства вскрытия.

Мне кажется, столь важный вопрос должен быть урегулирован федеральным нормативно-правовым актом. Пусть не федеральным законом, но хотя бы приказом Минздрава. Кроме того, есть еще одна проблема: сейчас на федеральном уровне основания для судебно-медицинских вскрытий вообще не определены.

Может быть, и так, но в целом это и не имеет значения, так как решение о назначении судебно-медицинского исследования или экспертизы принимается правоохранительными, судебно-следственными органами. Порядок организации и производства судебно-медицинских экспертиз, утвержденный Минздравом, указывает, что в качестве основания для осуществления экспертизы являются определение суда, постановление судьи, дознавателя или следователя.

Я имела в виду не документальные, а фактические основания, которые были бы привязаны к обстоятельствам смерти, а не к воле следователя. Иначе получается, что следователь (или даже простой полицейский) может направить любое тело на судебно-медицинскую экспертизу (исследование). Просто на основании того, что ему что-то показалось подозрительным. Мне кажется, что этот вопрос должен быть урегулирован, особенно в свете усилившихся преследований врачей «за ятрогенные преступления». Получается, что у следователя или дознавателя есть право, не приводя четких оснований, добиться не патолого-анатомического, а судебно-медицинского вскрытия.

Более того, если тело направлено на судебно-медицинское исследование или экспертизу, супруг или близкие родственники не могут отказаться от вскрытия по религиозным мотивам. Не принимается в расчет в этом случае и отказ от вскрытия, закрепленный в завещании покойного. Я не вижу здесь серьезных противоречий или проблем. Как я говорил, чтобы были порядок и прозрачная ситуация в отношении причин смерти, по моему глубокому убеждению, вопрос во всех случаях обнаружения мертвого человека должен решаться через судебно-медицинскую службу. Ну а пока позиция такая, что на то и существуют правоохранительные органы, чтобы решать вопрос о потенциальной криминальности ситуации или необходимости проверки информации. Наши данные, основанные на верифицированных, доказательных методах исследования, направлены на радикальное решение вопроса о наличии или отсутствии насильственных криминальных причин. То есть этот вопрос решается однозначно и точно, а не ставится в зависимость от честности и достоверности сведений, полученных в результате опросов.

Однако, с другой стороны, плохое настроение полицейского (из-за чего результаты устных опросов покажутся ему неубедительными) может привести к игнорированию последней воли умершего и совершенно напрасному оскорблению религиозных чувств его родственников. Я не против того, чтобы следователь или дознаватель мог направлять тела на судебно-медицинскую экспертизу. Но для этого на федеральном уровне должен быть прописан исчерпывающий перечень оснований, причем эти основания должны быть вескими.

Мы стоим на позициях того, что любой специалист, в том числе и сотрудники правоохранительных органов, работает ответственно и хорошо. И, естественно, эффективность их работы и принимаемые решения не стоят в зависимости от настроения или погоды. То есть их решения обоснованы и правильны, принимаются в полном соответствии с действующим законодательством. Любая смерть, особенно неожиданная (а иногда и ожидаемая), потенциально криминальна, в том числе и по вине родственников. Таких случаев мы знаем много, а в истории их еще больше. Проблемы и трудности работы другого ведомства мне не известны, но в целом я считаю, что было бы хорошо на законодательном уровне конкретизировать права и полномочия дознавателей и следователей в отношении процедурных аспектов проведения судебно-медицинских экспертиз (исследований). Со временем мы к этому вопросу подойдем естественным путем. В настоящее время мы стоим у истоков внедрения в рутинную судебно-медицинскую практику новых методов исследований: бесконтактных виртуальных вскрытий, когда используется рентгенография, компьютерная и магнитно-резонансная томография, молекулярно-генетических исследований, цифровизации судебно-медицинской экспертной практики. Внедрение этих технологий однозначно поставит вопрос о некотором отказе от рутинных контактных вскрытий.

Основные Ваши «заказчики» — это правоохранительные органы?

Да, и еще суды. Однако, если говорить о деятельности судебно-медицинского эксперта, то следует различать судебно-медицинские исследования и судебно-медицинские экспертизы. Судебно-медицинские исследования (освидетельствования) осуществляются по направлениям от правоохранительных органов (как правило, сотрудников территориальных отделов полиции), если не принято решение о проведении экспертизы. Кроме того, судебно-медицинское исследование (освидетельствование) может проводиться в качестве платной услуги на основе договоров с физическими и юридическими лицами, касается это, правда, только освидетельствования потерпевшего, обвиняемого или любого другого живого лица. Что касается судебно-медицинской экспертизы, то для ее проведения должно быть документальное основание — постановление суда, дознавателя или следователя (в рамках возбужденного уголовного дела) или определение суда (в рамках гражданского или административного дела).

И еще есть различия в документах, которые составляет судебно-медицинский эксперт после исследования…

Оформление экспертных документов является одной из важнейших функций в деятельности судебно-медицинского эксперта. Нет необходимости доказывать, что только по формальным (оформительским) свойствам, отражающим нарушение процессуальных норм, заключение эксперта может быть признано недопустимым доказательством. Поэтому данному вопросу в системе внутреннего контроля качества заключений мы придаем первостепенное значение, так как корректное исполнение документа создает благоприятное впечатление о культуре производства экспертной продукции в учреждении. В соответствии с действующим законодательством судебно-медицинские эксперты, как участники соответствующего судопроизводства, в качестве доказательств по делу должны оформлять следующие процессуально предусмотренные виды документов: в уголовном судопроизводстве, в рамках которого эксперты-танатологи в основном и работают, это заключение эксперта и заключение специалиста.

Следует отметить, что это два разных документа (так как, например, в публикациях прессы их часто путают). Заключение специалиста оформляется по результатам судебно-медицинского исследования, а заключение эксперта — по результатам судебно-медицинской экспертизы.

Несмотря на разные наименования указанных документов, исполняемых в зависимости от фактической потребности в определенных действиях, знаниях и умениях эксперта, возникающих в ходе расследования конкретного дела, их общая структура едина по существу отражаемых в них исходных данных, результатов проведенных исследований и выводов. Заключение специалиста наравне с заключением эксперта является допустимым доказательством и имеет с ним равную силу. Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы.

Однако, несмотря на внешнюю схожесть заключения специалиста и заключения эксперта, различие между судебно-медицинским исследованием и судебно-медицинской экспертизой все же существует и имеет огромное юридическое значение. Судебно-медицинское исследование — это просто одна из медицинских услуг, которая, как Вы справедливо отметили, может оказываться и на платной основе, а вот судебно-медицинская экспертиза — это процессуальное действие.

Да, после получения постановления или определения о проведении экспертизы судебно-медицинский эксперт фактически становится участником судопроизводства, выступает в качестве государственного судебно-медицинского эксперта.

У него появляются специфические права, например знакомиться с материалами уголовного дела, относящимися к предмету судебной экспертизы, и обязанности, например не вступать в личные контакты с участниками процесса, являться по вызовам дознавателя, следователя или в суд и т. д. Судмедэксперт, который составил экспертное заключение и приобрел статус эксперта, за некоторые правонарушения может быть даже привлечен к уголовной ответственности, например за заведомо ложное экспертное заключение (ст. 307 УК РФ), иногда — за разглашение данных предварительного расследования (ст. 310 УК РФ).

Однако процессуальный статус эксперта дает и преимущества. Никто не может оказывать давление на эксперта. За угрозы в адрес эксперта или его принуждение к выдаче «нужного» заключения предусмотрена уголовная ответственность.

Причем достаточно серьезная. Покушение на эксперта, связанное с его деятельностью, приравнивается к покушению на судью. Наказание может быть вплоть до пожизненного заключения. А угроза в отношении эксперта приравнивается к угрозе в отношении прокурора или следователя. Есть также и уголовная ответственность за принуждение эксперта к даче заключения путем незаконных действий.

Совершенно верно, никто не имеет права вмешиваться в деятельность судебно-медицинского эксперта и указывать ему, каким должно быть заключение. В нашей практике такого ни разу еще не было, к счастью. Даже я, как начальник бюро, имею только общие организационные полномочия. Я не имею права указывать экспертам, как и что именно писать в заключении, на что обращать большее внимание, а на что меньшее. Но для них обязательно выполнение требований к экспертизе, изложенных в Порядке организации и производства судебно-медицинских экспертиз в государственных судебно-экспертных учреждениях Российской Федерации.

Отмечу, что требования этого Порядка все-таки достаточно подробны. Они включают перечень того, что в обязательном порядке должно входить в заключение эксперта. А вот акты судебно-медицинских исследований могут составляться в более свободной форме. В конце концов, это не процессуальные документы.

Тем не менее мы учитываем многие нормы Порядка производства судебно-медицинских экспертиз и при производстве судебно-медицинских исследований. В Порядке закреплены в целом исчерпывающий и неплохой перечень обстоятельств и фактов, на которые должен обращать внимание судебный медик, а также перечень необходимых лабораторных и специальных средств диагностики, необходимых к использованию в каждом конкретном случае.

Но иногда необходимо учитывать еще и фактор времени. При этом встает резонный вопрос: что важнее — качественно и в срок выполненная экспертиза или независимость эксперта?

На первый взгляд, вопрос риторический, но это не так. В соответствии с законом, судебно-медицинский эксперт обязан проводить исследования, соблюдая три профессиональных принципа: объективность, всесторонность и полноту. Первый принцип — объективность — означает требование к эксперту проводить исследования и формулировать выводы на научно-методической и практической основе, соответствующей современному развитию судебно-медицинской науки. Второй принцип — всесторонность — предусматривает прежде всего то, что эксперт, проводя исследования и формируя экспертные версии, должен учесть и охватить все возможные альтернативы, вытекающие из поставленных вопросов и подлежащие проверке в процессе исследования. Третий принцип — полнота — состоит в ответах на все поставленные вопросы, ни один не может быть просто пропущен, а все представленные на экспертизу объекты должны быть изучены. Залогом соблюдения этих принципов является не только надлежащий уровень профессиональных знаний, умений и навыков судебно-медицинского эксперта, но и его независимость.

С законодательной точки зрения независимости эксперта ничто и никто не угрожает. Большинство авторов-ученых, проводящих исследования в области процессуального права, также констатируют наличие в российском законодательстве мощных механизмов защиты независимости эксперта. Однако есть мнения о том, что на практике крайне тяжело добиться соблюдения указанного принципа независимости. В конце концов, есть определенные стандарты качества экспертизы, которые должны соблюдаться. То есть, как минимум, эксперт зависим от необходимости обеспечить соответствие своих заключений упомянутым стандартам.

Если эксперт сделал все, как предписано, написал красиво, обосновал железно, то и принцип его независимости не нарушается. А вот в обратных ситуациях, когда якобы идут «притязания» на независимость эксперта, речь банально идет об ответственности эксперта за некачественное заключение, то есть о его ответственности за такое заключение, в котором по недомыслию, невежеству или другим причинам не изучены и не отражены необходимые свойства или признаки исследуемого объекта: в конечном итоге выводы в этой связи становятся «некачественными» по сути, а заключение в целом оказывается «скомпрометированным». Некоторые практикующие эксперты, особенно со стажем работы, а изредка и руководители структурных подразделений неправильно понимают независимость эксперта как свободу от контроля его экспертной деятельности, особенно в части формулирования выводов, при этом достаточно вольно трактуют некоторые процессуальные основы и свои должностные обязанности.

Описаны случаи, когда эксперт, ссылаясь на личную ответственность, мотивировал свою, мягко говоря, спорную позицию тем, что проверка заключения и оценка выводов эксперта являются прерогативой следствия и суда.

Но это очевидный нонсенс, который не может быть нормой, потому что ошибки экспертов и закономерны, и общеизвестны. Экспертная практика отнюдь не безгрешна: заключение эксперта может быть как истинным, так и ложным.

За заведомо ложное заключение эксперта предусмотрена уголовная ответственность…

Ложным, к счастью, не в контексте ст. 307 УПК РФ, а в силу многих объективных, и не очень, причин. К объективным причинам экспертных ошибок относят часто встречающиеся в экспертной практике явления: профессиональная некомпетентность эксперта ввиду незначительного стажа экспертной работы; профессиональные упущения эксперта (небрежность, поверхностность производства исследования, пренебрежение методическими рекомендациями, а также неполное выявление идентификационных признаков, использование не всех известных эксперту методов исследования, игнорирование тех или иных признаков объектов или их взаимозависимости); психологическое состояние эксперта; характерологические черты личности эксперта (неуверенность либо гипертрофированная уверенность в своих знаниях, умениях, опытности, необъяснимо завышенное самомнение эксперта, уверенность в непогрешимости своих выводов, повышенная внушаемость либо пренебрежительное отношение к мнению коллег, мнительность и т. п.); логические дефекты умозаключений эксперта; дефекты в организации и планировании экспертного исследования и пр.

Редко, когда экспертные ошибки могут быть обнаружены самим экспертом, чаще всего — лицами, участвующими в деле, руководителем структурного подразделения, другими экспертами при производстве повторной экспертизы. Кто должен, может и имеет право оценивать заключение эксперта и выполненные им исследования? На каком этапе и как допустимо указывать эксперту на неточности, чтобы это не нарушало его пресловутые «независимость» и «самостоятельность»? Закон «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ» гласит: «Заключение эксперта должно основываться на положениях, дающих возможность проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных». То есть закон предполагает проверку как проведенных экспертом исследований, так и правильности сделанных им выводов. Кто должен это делать? В том же законе сформулировано так: «Руководитель обязан обеспечить контроль соблюдения сроков производства экспертиз, полноты и качества проведенных исследований, не нарушая принцип независимости эксперта».

К этому остается лишь добавить, что непосредственным исполнителем этого контроля является руководитель структурного подразделения. Если руководитель обнаружит в заключении эксперта неточности или ошибки, он возвращает его эксперту для доработки либо составления нового текста заключения. Руководитель структурного подразделения не наделен правом аннулировать заключение, он может лишь вернуть заключение для надлежащего оформления (согласно ст. 199 УПК РФ).

А если эксперт не согласен переделывать заключение? Получается «ничья»: заключение не обретает юридической силы (так как руководитель отказывается подписать его), однако и не аннулировано (так как таких полномочий у руководителя нет).

Если в процессе контроля экспертизы выявляются неразрешимые разногласия эксперта и руководителя, то последний должен по существу таких разногласий письменно сообщить органу, назначившему экспертизу. Именно шероховатости и неточности в экспертных оценках, профессиональная небрежность или диагностические ошибки и многое другое часто оказываются скрыты и маскируются под «независимость» и «самостоятельность». То есть с практической точки зрения первостепенным вопросом является оценка качества экспертиз в отношении точности и непротиворечивости экспертных выводов, согласованности и единообразия при формулировании и обосновании заключений по аналогичным процессам и явлениям разными экспертами. Подавляющее большинство экспертов рассуждают приблизительно так: «Раз по моим экспертизам не проводятся повторные (комиссионные) экспертизы и в судах они „проходят“, значит они правильные». Налицо типичная логическая ошибка «замкнутый круг в доказательстве»: суд не сомневается в выводах эксперта, а эксперт не сомневается в своих выводах, потому что они не вызывают сомнений у суда. А если допустить, что суд принял решение «по внутреннему убеждению», но на основании ошибочных выводов эксперта?

Такое вполне может произойти. Не секрет, что судья или другие участники судопроизводства зачастую не имеют глубоких собственных знаний для проверки и оценки заключения эксперта по существу проведенных исследований и сделанных на их основе выводов. К сожалению, в настоящее время не существует единой системы контроля экспертных заключений, в специальной литературе предлагаются различные способы и механизмы проверки заключений эксперта как варианты контроля качества экспертиз.

На практике каждое бюро судмедэкспертизы устанавливает свои, «учрежденческие» оценочные критерии экспертной деятельности и по своему разумению организует контроль качества экспертных заключений — это так называемая «учрежденческая планка самооценки» качества экспертиз. Для нас несомненно важным является проведение «самооценки» выполненных экспертиз с точки зрения их соответствия предъявляемым требованиям, чем мы постоянно и занимаемся.

Допускаю, что правительственная комиссия по координации судебно-экспертной деятельности в РФ отчасти решит эту проблему и предложит унифицированные критерии оценки. Напомню нашим читателям, что буквально на днях вступило в силу соответствующее постановление правительства № 1502.

Разрешите задать откровенный вопрос: неужели следователи (представители силовых структур!) удерживаются от того, чтобы повлиять на эксперта?

Вы имеете в виду, как-то исказить заключение в угоду следствию? Как показывает жизнь, возможно все, даже невозможное. Но мне такие случаи неизвестны. Такого просто нет, так как в этом нет никакого прагматичного смысла. Да и зачем на это идти следователю? Ведь ни одна экспертиза, каким бы гением она не была сформулирована и подготовлена, не является окончательной. Всегда есть возможность назначения и проведения новой другими экспертами. Что тогда? Для эксперта вопрос репутации стоит не на последнем месте. К тому же эксперт вполне может пойти в отдел обеспечения собственной безопасности или прокуратуру и заявить о том, что на него оказывается давление. Но о таких случаях мне неизвестно. Ни один следователь не будет этим заниматься.

А если существуют личные дружеские отношения следователя и эксперта?

Скажу больше, у нас есть даже такие семейные пары. Но дружба дружбой, а семечки врозь. У каждого своя работа. Какие-то «особые» отношения экспертов и следователей — это миф, который, к сожалению, продолжают укреплять некоторые отечественные детективные сериалы. Если их посмотреть, создается впечатление, что эксперт и следователь работают вместе: в некоторых из них судмедэксперт сидит в том же здании, что и следователь, и они периодически ходят друг к другу на чай. Полная чушь! Лично я с подобным никогда не сталкивался, наши взаимоотношения можно описать как вежливые и конструктивные. Но тут нужно помнить, кто для кого существует и работает, именно мы, судмедэксперты, помогаем формировать доказательную базу, помогаем в осмотре тел умерших на месте происшествия, поддерживаем экспертизами, оказываем консультативную помощь, то есть по многим вопросам, связанным с оценкой телесных повреждений, причины смерти, дефектов медицинской помощи и пр. Судебно-следственные органы обойтись без нашего деятельного участия не могут. Судебно-медицинские эксперты — это в первую очередь врачи. С особой специализацией, но все-таки врачи, а не работники правоохранительных органов.

В последние годы слышны разговоры о создании отдельных подразделений Следственного комитета РФ, которые будут заниматься судебно-медицинской экспертизой. В экспериментальном порядке в СК уже предусмотрены должности судебно-медицинских экспертов. Мне кажется, с учетом обвинительного уклона следствия по большинству «ятрогенных преступлений» это не несет ничего хорошего врачам. На мой взгляд, независимость судебно-медицинского эксперта, подчиняющегося следственному комитету, окажется под большим вопросом.

Тут главное не драматизировать. На эту ситуацию есть много точек зрения, и все они имеют право на существование. Если каждый человек и специалист будет делать свою работу качественно и объективно, то и опасаться нечего. Ведь в конечном итоге решение будет принимать суд с учетом всех доказательств, а не только результатов экспертизы, выполненной сотрудниками СК, да и ангажированность экспертизы сразу будет заметна и все равно придется назначать и проводить другие экспертизы в каком-то государственном экспертном учреждении. Тем более если речь идет об экспертизах, связанных с оценкой медицинской помощи и с ее дефектами, то эти экспертизы относятся к наиболее сложным и, как правило, таких экспертиз по одному эпизоду проводится несколько. Когда дело попадает в суд, судьи стараются учесть все эти экспертные мнения. Наше экспертное учреждение работает в тесном контакте со следственным комитетом и другими правоохранительными органами. Откровенно говоря, не вижу оснований, по которым следственному комитету было бы необходимо отдельное экспертно-медицинское подразделение, но видимо им там виднее. В нашем государственном экспертном учреждении работают отличные специалисты, которые обладают всеми необходимыми знаниями и умениями для проведения качественных экспертиз по всему спектру возможных судебно-медицинских исследований.

Судмедэксперт, насколько я знаю, присутствует еще и при первичном осмотре трупа, производимом на месте происшествия.

В случаях, интересующих следствие, не обходится без осмотра трупа на месте происшествия с участием специалиста в области судебной медицины. У нас для обеспечения этой деятельности существует целый отдел. Это процессуальное действие проводит следователь. Судебно-медицинский эксперт приглашается в качестве специалиста, только чтобы разъяснить следователю вопросы, связанные с медициной, если такие у следователя возникнут. При осмотре трупа присутствует один специалист, как правило, дежурный, а судебно-медицинскую экспертизу в этих случаях обычно проводит уже другой специалист.

То есть Вы не можете припомнить случаи, когда следствие пыталось повлиять на работу судмедэксперта?

Не знаю, можно ли назвать это влиянием, но иногда следователь может попросить (подчеркиваю: попросить, а не потребовать) провести экспертизу и выдать заключение побыстрее. Но, как правило, это связано с экспертизами по серьезным социально значимым случаям, так что просьбы эти могут считаться уместными. Но и мы не доводим до того, чтобы нас просили, мы свою работу выполняем в максимально сжатые сроки, насколько это позволяет технологический процесс. Для этого у нас, благодаря поддержке столичного департамента здравоохранения, есть все необходимые технические средства и подготовленные кадры. Сроки исполнения экспертиз у нас являются самыми быстрыми в стране, и отсутствует очередь.

В целом могу понять правоохранителей. В уголовно-процессуальном праве для предварительного следствия есть жесткие сроки, которые могут продляться лишь при наличии веских причин. И следователь должен уложиться в эти сроки.

В связи со сроками у меня есть вопрос, по которому хотелось бы услышать Ваше мнение, Полина Георгиевна. Судебно-медицинская экспертиза может происходить в течение нескольких дней. Формально ее началом является момент получения экспертом постановления или определения о назначении экспертизы, а окончанием — момент окончания работы с заключением и его подписания. Так вот, какую именно дату необходимо указывать в качестве даты производства экспертизы? Многие следователи считают, что дату начала экспертизы. Судмедэксперты считают, что дату завершения. Каково Ваше мнение?

До 1988 года в этом вопросе существовала ясность. Существовала форма заключения эксперта, утвержденная Приказом Минздрава СССР от 04.10.1980 № 1030 «Об утверждении форм первичной медицинской документации учреждений здравоохранения», согласно которой заключение эксперта заканчивается датой окончания оформления документа, то есть датой завершения экспертизы. Однако в 1988 году Приказ о первичной медицинской документации был отменен. К сожалению, взамен всего отмененного разработали лишь несколько новых форм документов, и заключение эксперта в их число не вошло. В 2011 году Минздравсоцразвития РФ в своем письме сообщило, что учреждения здравоохранения до издания нового альбома образцов учетных форм учреждения здравоохранения могут использовать бланки, утвержденные Приказом Минздрава СССР от 04.10.1980 № 1030. Однако письмо Минздрава не носит нормативного характера, а приказ 1988 года, отменяющий форму заключения эксперта, является нормативным актом. Поэтому вопрос о действительности нормы указывать дату оформления заключения, а не начала экспертизы, более чем дискуссионный.

Это, конечно, интересный теоретический анализ проблемы. Но все же, как поступать эксперту на практике, чтобы его действия были юридически верны?

Мне кажется, следует руководствоваться нормой статьи 25 Федерального закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации», согласно которой в заключении эксперта или комиссии экспертов должны быть отражены время и место производства судебной экспертизы. Следует обратить внимание на формулировку законодателя: не «дата экспертизы», а «время производства». Законодатель подчеркнул, что экспертиза — это не одномоментный, а длящийся процесс. То есть, по моему мнению, необходимо указывать и дату начала, и дату окончания экспертизы.

Отлично. В своей работе мы поступаем именно так.